9 июля. Танки вышли к Днепру на фронте протяженностью 10 километров. Теперь очередь показать себя в деле пришла для саперов, пехоты и артиллерии. Они должны были совместными усилиями обеспечить переправу для танков.

Но на противоположном берегу реки располагалась самая мощная, глубокоэшелонированная и отлично замаскированная оборона из всех, с которыми нам когда-либо приходилось сталкиваться, – линия Сталина, – на которую русские делали основную ставку.

Мы находились в перелеске в 8 километрах к северу от Старого Быхова и ждали, пока соседние дивизии приблизятся к Днепру. Наступление на линию Сталина уже дважды откладывалось. Прежде необходимо было подтянуть тяжелое вооружение, тяжелые гаубицы и дальнобойные орудия. Русские проводили одну за другой контратаки через реку и лихорадочно укреплялись на своих позициях. Около 15:00 было сказано, что наступление через Днепр наконец начнется завтра. [5]

В ночь на 10 июля 1941 года разведывательные отряды немцев переправились на восточный берег Днепра и уничтожили посты боевого охранения в районе деревень Седич, Следюки.

Ранним утром 10 июля противник начал форсирование Днепра в районе Старого Быхова. Рота 34-го мотоциклетного батальона из состава 4-й танковой дивизии с боем форсировала Днепр и образовала плацдарм, после чего инженерный батальон занялся наведением переправы. [1]

Севернее 4-й танковой дивизии (у Борколабово) Днепр форсировала немецкая 10-я мотодивизия. К 14.00 дивизиям 24-го мотокорпуса удалось занять Следюки и Сидоровичи и взять под контроль шоссе Могилев-Гомель. Именно форсирование Днепра силами 24-го мотокорпуса считается началом грандиозного Смоленского сражения. [2]

На Чаусы и Пропойск устремились разведотряды гудериановских дивизий. Весь день 11 июля на плацдарме накапливались танки и мотопехота противника. [9]

С утра 11 июля противник развивал наступление на восток. Одновременно немцы вели наступление на север на Могилев. На рубеже Кульшичи, Грудиновка передовые части противника были остановлены. В районе Перекладович немцы начали отход в южном направлении и, не встретив сопротивления у Следюков, повернули на северо-восток, достигнув рубежа Давыдовичи, Лисичник. [1]

Штабом 13-й армии наступление было запланировано на 4.00 12 июля, однако в начале пятого утра комдив Э.Я. Магон доложил командующему, что раньше 7.00 начать наступление не сможет из-за опоздания с подвозом боеприпасов. Раздраженный этим сообщением, генерал-лейтенант Ф.Н. Ремезов решил лично разобраться с причинами задержки наступления. Для руководства боем, в 6.00, с адъютантом, работниками штаба майором В.И. Светличным, старшим лейтенантом Ф.М. Потаповым и четырьмя бойцами он выехал в штаб 45-го стрелкового корпуса, который располагался в Червонном Осовце. Через час пути в районе дер. Давыдовичи машина командарма была обстреляна прорвавшимися сюда немецкими автоматчиками из 10-й моторизованной дивизии. Ф.Н. Ремезов был тяжело ранен, получив 5 ранений. К счастью, его оперативно доставили в ближайший медсанбат, где оказали первую помощь, а затем организовали перевозку в тыловой госпиталь. [1]

12.07.41. Наступление 4-й тд для овладения дорогой Пропойск — Могилёв вначале развивается хорошо. Однако у Sontoki и Beliza появляется довольно сильный противник, который побеждается 33-м мпп. Во второй половине дня дорога между Черенки [40 км юго-восточнее Могилёв] и Beliza прочно захвачена. Идущий позади 33-го мпп 35-й тп в районе Давыдовичи [10 км западнее Черенки] подвергается атаке с севера, вследствие чего отходит на север к Бутромеевка [5 км северо-западнее Давыдовичи] и Рыжковка [2 км северо-западнее Бутромеевка], остаётся пока там и держит оборону на север. 12-й мпп доходит до Красницы [7 км юго-западнее Давыдовичи] и держит оборону в районе Дабужа [23 км западнее Быхова] на юг. [3]

Батальон (1 батальон 35-го танкового полка 4-й танковой дивизии) прошел от Siedjuki (Следюки) на Kostjukowitschi (Кузьковичи) , Krasnitza (Красница), дальше Beliza (Белица), отсюда на главной дороге, на юго-восток и повернул на восток на Uliki (Улуки). Здесь батальон пытается перейти реку вброд, чтобы обойти врага у Пропойска сзади. Конечная цель - мосты Пропойска. Порядок движения: впереди 1-й батальон, за ним 2-й батальон. Порядок в батальоне: 3-я рота со взводом Panzer IV и тягач от сапёров, 2-я рота, 1-я роты.

Это приказ командира батальона утром 12 июля. Как я счастлив, что снова могу вести свою роту во главе полка. Сначала идем по пыльным дорогам. Небольшие препятствия, такие как поваленные деревья и разрушенные мосты, быстро преодолеваются. Мы продвигаемся недостаточно быстро, но приказ такой: «Требуется осторожность, действия врага можно ожидать везде». Все выглядит так мирно.

Рота идет по следу моего танка. Там, к северу от Красницы, где мы должны повернуть на восток через ручей, поступило сообщение, что ручей непроходим для танков из-за большого участка болота. Я также вижу, как некоторые артиллерийские тягачи и грузовики тщетно пытаются переправиться через ручей. А севернее мой взвод уже нашел хороший проход, но наткнулся на две противотанковые пушки и легкий танк. «Это не помеха для вас, но один из моих легких танков уже подбит». Об этом мне докладывает командир взвода легких танков, который полк послал вперед разведать брод. Я немедленно сообщаю об этом командиру батальона. Мне сразу приказывают вернуться.

После краткого совещания было приказано, чтобы 2-я рота двинулась на север для прикрытия северного фланга, в то время как моя рота во главе остальной части дивизии должна продвигаться на восток через Бутрамеевку.

2-я рота оберлейтенанта Рахфалля быстро уходит. Скоро вдалеке слышатся выстрелы. 2-я рота сообщила по радио, что они уничтожили два противотанковых орудия и пехотные цели у въезда в Рыжковку, и теперь они продвигаются через деревню.

Теперь я веду оставшуюся часть роты к южному выходу из Рыжковки и приказываю 2-му взводу немедленно занять плацдарм перед рекой для одновременной безопасности на север, 2-я рота тем временем исчезает перед опушкой леса, двигаясь на восток в сторону Бутрамеевки. [4]

12 июля танковый полк перешел по отремонтированному мосту через Днепр. Целью наступления был Пропойск. Но 1-й батальон, шедший в авангарде, уже столкнулся с неприятельскими силами близ Рыжковки. Ему следовало оставаться там для прикрытия фланга. 2-й батальон затем задействовали в направлении деревни Бутрамеевка.

13 июля начиная с 8:30 русские непрерывно атаковали 1-й батальон в Рыжковке. Неприятель ворвался в деревню. В конце концов его удалось оттуда выбить. Батальон захватил 28 пушек, 26 противотанковых пушек, 3 бронеавтомобиля, 10 бронированных тягачей и 30 грузовиков. Об ожесточенности сражения свидетельствует хотя бы тот факт, что к вечеру в батальоне осталось всего 24 боеспособных танка.

Танк командира 2-й роты, обер-лейтенанта Рахфалля, наскочил на мину в гуще неприятеля. Оберфункмайстер (обер-фельдфебель-радист) Краут при этом был тяжело ранен. Рахфалль приказал остальным членам экипажа возвращаться назад. Он остался рядом с тяжелораненым Краутом. В результате оба они были насмерть забиты русскими солдатами.

14 июля бои продолжились, хотя неприятельские атаки на Рыжковку больше не достигали той интенсивности, как накануне. 2-й батальон с большим успехом теснил отступающую русскую дивизию. Но и это тоже не происходило без потерь. Затем в тот же день полк получил приказ взять Пропойск и мосты через реку Проню силами двух своих совершенно измотанных батальонов. [5]

Утром 13 июля батальоны 137-й дивизии в районе Червонный Осовец, Пустой Осовец, Давыдовичи сходу вступили в бой с подразделениями 4-й танковой дивизии генерала Лангермана. В течение дня противник был остановлен, потеряв при этом подбитыми и сожженными до 30 танков и бронемашин и около 500 человек пехоты. [1]

Предпринятые 13 июля разрозненные попытки дивизий 13-й армии отбросить за Днепр наступавшие от Быхова и Шклова моторизованные и танковые отряды противника были безуспешными. Части 20-го стрелкового корпуса в составе сосредоточившихся к этому времени подразделений двух полков 132-й стрелковой дивизии и четырёх батальонов 137-й стрелковой дивизии в 5:30 перешли в наступление с рубежа Махово, Дубровка, Волковичи, Усушек и к 13 часам продвинулись до рубежа Рыжковки, Давыдовичи, Комарки. Однако сопротивление противника усиливалось с каждым часом. Подошедшие к месту боя танковые части гитлеровцев нанесли удар по не успевшим подготовить оборону нашим подразделениям, которые, понеся большие потери, отошли на рубеж южнее Малого Осовца, Рыжковки, Червонного Осовца, Сутоки, где и заняли оборону. [8]

Второй дивизион 497-го гаубичного артполка майора Ильи Малыха по плану боя должен был встать левее 1-го батальона полка Фроленкова и прикрыть дорогу Давыдовичи — Грязивец.

Дивизион выдвинулся на указанный рубеж к восьми часам утра. Хорошо было слышно, как справа, километрах в двух, шел бой и капитан Найда, командир дивизиона, отдав распоряжения командирам батарей на занятие боевых порядков и устройство наблюдательных пунктов, решил съездить поискать свою пехоту и вообще осмотреться.

— Житковский! Берите Мальцева, троих с рацией из управления, и быстро в машину, — приказал он своему начальнику штаба. — Поедем на рекогносцировку.

Дивизион растянулся по дуге почти на два километра, по опушке леса вдоль дороги. Впереди было только поле, справа, вдалеке, деревня, а еще правее, за бугром, шел бой. Капитан Найда, когда проехали на машине с полкилометра в направлении деревни, застучал по кабине:

— Стой! Что это за колонна пылит?

Но и без биноклей хорошо было видно, как от Давыдовичей выворачивает вдоль позиций дивизиона колонна танков.

— Может быть, наши? — неуверенно спросил старший лейтенант Михаил Житковский.

— Идут вдоль фронта.

— Не видно ни черта, сплошная пыль, — капитан Найда опустил бинокль. — Пожалуй, это немцы. Не меньше десяти танков. — Чилин! — позвал он радиста. — Передай на батарею: приготовиться к открытию огня прямой наводкой. Разворачивай! — крикнул он шоферу.

«Вот и началось», — подумал старший лейтенант Житковский. Как ни готовил он себя к первому бою, а все же не думал, что он начнется так, практически сходу. «Еще хотя бы часок на подготовку… Как же мы без пехоты будем, да еще на прямой наводке…».

Справа, метрах в двадцати, разорвался снаряд — стреляли из колонны.

Машина на предельной скорости понеслась прямо по ржи, оставляя за собой длинный хвост пыли, и Житковский, оглядываясь назад, потерял, было, колонну танков из виду, как позади, примерно в километре, одновременно встали еще несколько разрывов.

— Наши уже бьют! — крикнул сержант Чилин.

— Смотрите, справа еще какая-то колонна! — крикнул лейтенант Мальцев, начальник разведки дивизиона. — И обе на дивизион разворачиваются, товарищ капитан. Неужели заметили нас?

— Вовремя мы встали! Опоздай хотя бы на полчаса — проскочили бы они по этой дороге вперед, куда им надо, — капитан Найда говорил уверенно, словно бой уже закончился победой, хотя самое главное было еще впереди.

Расчеты на огневых работали вовсю, когда машина с командиром дивизиона и управлением въехала на батарею лейтенанта Сахарова.

— Житковский! Оставайтесь здесь, поможете, а я к Емельянову! — крикнул капитан Найда, слезая с машины. — Смотри, почти все на батарею ползут! Я от Емельянова разверну пару орудий на них.

Танки, обе колонны, Житковский насчитал машин двадцать, развернулись в боевую линию и на скорости шли на батарею. Он посмотрел на часы: «Ездили всего двадцать минут!» Батарея лейтенанта Сахарова полгода назад была его батареей, Житковский еще не успел как следует привыкнуть к своей новой должности начштаба дивизиона, в «своей» батарее бывал часто, гордился, что она так и осталась лучшей в полку, и вот — начинается экзамен, как она себя покажет в настоящем бою.

Житковский подбежал к лейтенанту Сахарову:

— Я буду у третьего и четвертого орудий, а ты переходи к первым двум.

Как начальник штаба дивизиона, по уставу он должен был находиться на НП, и эта мысль в первые минуты боя не давала ему покоя, что с самого начала они воюют не так, как полагается по уставам. Но обстановка складывалась так, что ему важнее было быть сейчас именно на батарее.

Все орудия вели беглый огонь по приближающимся танкам, но попаданий не было.

— Ребята! Не волноваться, действовать, как на полигоне, наводите не торопясь! — подбадривал Житковский расчет третьего орудия.

— Вроде задымил один! — оторвался наводчик от панорамы орудия.

— Горит! Горит! — закричал замковый.

— Ну, теперь дело пойдет, — повеселел Житковский.

Сзади, метрах в десяти, встал огромный столб разрыва, потом еще один, очень близко слева. Старший лейтенант Житковский корректировал огонь двух орудий еще минут десять, которые показались ему часом, такое было напряжение. Он даже не сразу понял, что танки отползают, выходят из боя. Только когда танки отошли за бугор, в рожь, он дал команду прекратить огонь.

Перед позициями батареи стояли пять танков. Один горел густо и смрадно, остальные дымили еле заметно.

Михаил Житковский, ощущая в теле усталость, какой он не знал даже после самых тяжелых учений, пошел к орудиям лейтенанта Сахарова.

Первое орудие было искорежено совершенно, и, судя по небольшому количеству гильз, в самом начале боя. У орудий лежали двое убитых из расчета. Житковский узнал обоих и невольно содрогнулся: это были его старые бойцы — Лазарев, наводчик, и Истомин, замковый. «Столько учились, и в первом же бою…», — с горечью подумал Житковский. Недалеко от огневой, в ровике, фельдшер перевязывал плечо голому по пояс бойцу.

— Много раненых на батарее, Дурманенко? — спросил Житковский.

— У этих орудий семь человек, товарищ старший лейтенант. Трое очень тяжело, — ответил фельдшер и добавил дрогнувшим и тихим голосом. — Лейтенанта Сахарова убило.

— Как убило? — оторопел Житковский.

Ему не хотелось верить, что убитые на батарее будут в первые же часы войны, и что погибнет именно Сахаров, этот невозмутимый здоровяк, в котором силы было столько, что, казалось, хватит не на одну войну.

Дивизион капитана Найды атаку танков отразил, хотя и с большими потерями. Майор Малых, когда бой закончился, осмотревшись, решил отвести дивизион Найды несколько назад, ближе к деревне и расположить его на более узком фронте, так как без пехоты дивизиону на таком участке действовать было рискованно, тем более, что по условиям местности очередная атака гитлеровцев могла быть только через деревню. [8]

В этот день своего первого боя — 13 июля — дивизия отбила все атаки противника и не отступила ни на шаг. Во второй половине дня гул танковых моторов и грохот боя стал перемещаться на фланги, на соседей справа и слева. Под вечер связь с соседями прекратилась, посланные офицеры связи, вернувшись, доложили, что ни слева, ни справа никаких наших частей нет. К ночи рокотдвигателей танков был слышен уже в тылу, он все более отдалялся на восток. Так дивизия оказалась обойденной с флангов. [9]

После взятия мостов через реку Проня дорога на Кричев была открыта. Если бы поблизости находились другие части дивизии, взятие Кричева стало бы делом нескольких часов. Но задействованная севернее боевая группа накануне вечером продвинулась вперед лишь весьма незначительно. Это неудивительно, поскольку стоявшие там неприятельские силы насчитывали несколько дивизий.Поэтому наступление 33-го стрелкового полка в направлении Волковичи – Кутня планировалось продолжить с первыми лучами солнца 15 июля. [5]

15 июля на фронте 24-го мотокорпуса противнику удалось создать еще один "котел" в районе Лисичник, Бутрамеевка, Махово, Буда Исакова: части 3-й танковой дивизии (1-й батальон 394-го мотопехотного полка с артиллерией) атаковали вдоль Пропойского шоссе на юг и соединились с частями 4-й танковой дивизии, которые атаковали на север через Волковичи на Кутню. С фронта советские части теснили части 10-й мотодивизии, усиленные 2-м танковым батальоном 3-й танковой дивизии. Однако создать полноценный "котел" южнее Пропойского шоссе не получилось: советские части, в основном, успели отойти на восток. При этом в результате советского артобстрела был ранен командир немецкой 4-й мотопехотной бригады полковник Дитрих фон Заукен.

Ранение получил также командир советской 132-й стрелковой дивизии генерал-майор С. С. Бирюзов, но вскоре вернулся в строй. [2]