Какая ж деревня без лошадей
Невозможно представить жизнь в советской деревне без труженицы и кормилицы лошади. В пору моего детства лошадок в Давыдовичах было не менее трех десятков. Кони (именно так их называли в Давыдовичах) содержались на совхозной ферме в большой деревянной конюшне с индивидуальными стойлами для каждой особи. Упряжь (збруя) была также подогнана под каждого коня и хранилась в так называемой збруйне на отдельном именном крюке обозначенном биркой.
В памяти остались только две лошади: черный крупный Гром и серая Пабеда, наверное, самая быстрая из табуна. Рядом со збруйней хранился и прицепной инвентарь, то есть повозки (у нас их называли калёсы), сани и плетеные коши на них, конные косилки и грабли и прочее.
А ещё в детской памяти запечатлился конный санный обоз, груженый навозом; от фермы до поля за рекой. Одни бабы - для мужиков работу потруднее, наверное, подыскали. Или поответственней. Весь табун, пожалуй, был задействован в том обозе – баб то с вилами в деревне хватало.
Асфальт на наших местных дорогах появился где-то в 80-х, да и грейдерных дорог с гравийной подсыпкой не припомню. А представляли собой наши дороги, в основном, автомобильную колею в песке летом и такую же колею в грязи, чередующуюся лужами, в остальное время года. А вот возле самой обочины или, чаще всего, параллельно этой дороге шла конная колёсная колея. Что-то типа трамвайных путей, только поглубже. Чащё всего с неё и выскочить то было невозможно. На Попова в сторону Красного Осовца эта колея шла отдельно, с березками в несколько рядов с обеих сторон. А между автомобильной и конной колеёй была проложена сухая пешеходная тропа, которой и велосипедисты с удовольствием пользовались.
После магазина и клуба, збруйня была, пожалуй, самым посещаемым объектом в деревне. Располагаясь рядом с конечной остановкой быховского и могилевского автобусов, исправно выполняла функции местного вокзала, зала ожидания - уж точно, и как забегаловка могла сгодиться.
При табуне збруйне и конюшне всегда, сколько помню, были два конюха Исачка (Мельников Исак) и Петинька (Сапронов Петр). В летнее время вечером, после окончания всех работ, конюхи гнали лошадей в ночное. Для давыдовских пацанов это был ритуал, событие, мимо которого нельзя было пройти. Ещё до отправления в путь, а дорога предстояла неблизкая, почти каждая лошадка обретала своего всадника. Пары лошадь-всадник были распределены ещё в начале летнего сезона, когда деревенские пацаны, помогая совхозу, окучвали (ганяли) бульбу и бураки, согребали и подвозили к стогам сено, выполняли разные сельхозработы, используя лошадиные силы. Вот уже не припомню, с какой отметки прогон лошадей от фермы до болота превращался в дикие скачки с падениями и повисаниями на сучьях деревьев. Не припомню ещё и потому, что моё поколение уже в этих скачках не участвовало: толи в ночное перестали лошадей гонять, толи лошадей стало мало.
Возвращаться толпой в наступающей темноте через лес не боялись. Но помню рассказ, как однажды где-то на опушке Казаковок решили ещё посидеть возле костра, поочередно рассказывая разные страшилки. Было уже темно, и вдруг на фоне леса показалась фигура человека. Тут уж поджилки у пацанов затряслись не на шутку. Война не так уж и давно была, а эти места ещё в окопах, колючей проволоке и прочих следах боёв. Да и вообще, от ощущения что цивилизация заканчивается где-то там, за болотом, я избавился только когда проехал на «жигуленке» по тому восточному краю леса в сторону Красной Поляны. Когда таинственный незнакомец ещё и выстрелил, пацанов от костра как ветром сдуло. Что-то я не припомню, чтобы кто-то из давыдовцем хвастался впоследствии, как припугнул пацанов.
Да и в ночном не всё и не всегда было гладко и спокойно. Помню почти годовалого жеребенка возвратившегося с ночного с огромной раной на ягодице. Кусок мяса был вырван заживо. Ночью на табун напали волки. Лошади, как обычно, стали в круг головами к центру, но уберечь того жеребенка не смогли. Не помню я взрослого коня со шрамом на заднице – значит прирезали того жеребенка.
На заливном лугу возле Днепра, где у совхоза был свой участок, без конных косилок и граблей было трудно управиться. Да и транспортировали высушенную траву к местам складирования в стог тоже лошадками. В основном пацаны, зацепив копну веревкой и стоя на той веревке. В одно лето Леонид Ковалев, он же Лёнта, Лэт, пробыв на лугу при лошадках почти целую неделю, спросил, спрыгнув возле збруйни с кузова ГАЗика: «А кины у вас тут часта бываюць?» С командировки человек вернулся, чего тут ржать.
Зимой у давыдовцев появлялась возможность запастись дровами. Притом бесплатными. Нарубить в болоте березника не проблема. А вот вывезти его с болота без коня проблематично.
Где-то в середине 60-х в Давыдовичах появился ещё один табун лошадей. Специально для них построили новый сарай. На предыдущем фото он ещё цел.
Лошадки предназначались на мясо или колбасу и первое условие их содержания – не дай Бог какая то из них вспотеет. Рискнувших запрячь мясного коника в телегу или плуг действительно не было, а вот прокатиться верхом – да хоть каждый день. Лишь бы директор не поймал. Вот только не каждого конька с того табуна можно было поймать и прокатиться. Когда пришла пора отправки на мясокомбинат, то в ту компанию попало и несколько одров с совхозного табуна. Ну а те, которые были послушными, освежили совхозный табун. Я вот думаю: если бы давыдовцам поручили откорм быков для испанской корриды, может и пропал бы интерес к той корриде у испанцев? Какой интерес на быков-доходяг смотреть, да ещё и за деньги.
Коль вспомнили про быков, то я ещё помню волов в нашей деревне. Смутно, но помню. Кажется, камни для бани мы на паре тех волов с Барановак привозили. Лошадка столько не повезет. Но подгонять ту скотинку было бесполезно, только руки отобьёшь и кол сломаешь.
А ещё в Давыдовичах всегда был жеребец. Жарабок по-нашему или даже жырябок. У него было отдельное стойло в дальнем сарае. У директора совхоза Ивана Мельникова были связи с руководством какого-то конезавода и в совхоз часто попадали, забракованные по каким-то дефектам, породистые жеребцы. Я помню трех таких жеребцов, которые попали в Давыдовичи как производители и служебное транспортное средство нашего отца. Первые двое были просто красавцы: высокие, стройные, темно-коричневой масти, хорошо обученные (я бы даже сказал воспитанные), приученные к седлу. Даже я, когда немного подрос, не боялся к ним подходить.
А вот третий...: здоровая, лохматая бестия, как под Ильёй Муромцем с картины Васнецова "Богатыри", только рыжий и почти всегда в пене. Когда та бестия неслась, не сбавляя скорости, к нашим воротам, мне всегда хотелось спрыгнуть с рессорки. Правда недолго продержался тот жеребец в Давыдовичах. Передавая его папе, Иван Мельников поставил условие: в третьи руки коня не передавать. А папа разрешил Василю Костальцову использовать «экипаж» для быстрой доставки кого-то из родственников в Рыжковскую больницу, где жеребец был директором совхоза обнаружен и конфискован.
Воспитанность воспитанностью, а природа всегда берет своё. Помню отец «припарковался» с жеребцом, запряженным в рессорку, примерно на том месте, что на первой фотографии. Туда же со стороны Хитрого выгона подъехала вторая упряжка с кобылой, запряженной в телегу и тоже «припарковалась» невдалеке. В телеге остался сидеть старичок «божий одуванчик». Природа потребовала своё, жеребец рванул привязь и прямо с рессоркой, невзирая на телегу, взгромоздился на кобылу. С первого захода у жеребца что-то не получалось и он предпринял попытку сменить позицию. Или позу? Даже не знаю, как тут правильнее будет? И всё это сопровождалось жутким грохотом, треском и громким лошадиным ржанием. Дедушка только открыл от удивления рот и со словами: «Сколька жыву а такоя первы раз бачу!..» - радостно захлопал в ладошки. Но долго лицезреть сие действие ему не позволили и быстро, одним пинком, сбросили с телеги на землю. Тут ведь такое дело, что технике безопасности лошадей никто не обучал, и при зачатии новой жизни они запросто могли угробить старую.
Не знаю как сейчас, а в те времена конь никогда не пил воду с лужи. Если конь поворачивал к колодцу, крестьянин никогда не противился этому его желанию. Раньше возле колодца устраивали корыта, выдолбленные со ствола дерева. Если корыта нет, коня поили из того же откуда пили сами: ведро, цебор. Недопитую конем воду просто выливали на землю, опорожняя посудину.
Коней в ту пору берегли: по одному в плуг не запрягали, только параконка. Разве только жеребца, так он бы и два плуга потащил.
И вот ещё какая особенность: пока совхоз с бульбой не управится, бесполезно было претендовать на коня для своего участка. И это как весной, так и осенью. Сажали бульбу на своих участках во второй половине мая, убирали урожай чуть ли не в середине сентября.
А потом всё пошло по наклонной. И вот уже в лихие 90-е хромая кляча на трех ногах весь день одна ходила под плугом в давыдовичских огородах. И в то же время на воле паслись 5-6 откормленных молодых коников. Уже никто не брался их обучать. Не то что специалисты кончились – желающих не стало. Больше месяца обученная скотинка в Давыдовичах не задерживалась. Совхоз разваливался, страна разваливалась, что уж говорить о каких-то кониках.
Давыдовцы покрепче и не утратившие крестьянскую жилку стали обзаводиться своими лошадками. Помню, как Николай Ермолаевич Бовтунов на мою просьбу воспользоваться его молодой кобылкой, чтобы разогнать несколько борозенок картошки, ответил:
- Дитя, если кобыла свободна, запрягай в плуг не спрашивая. Безделье только портит скотинку. Только меру знай.
Дитя, если что, срочную уже отслужило, а наш участок был напротив дома Бовтуновых.
Со временем и те крепкие мужики закончились в Давыдовичах. Не стало в деревне и коней.
28.10.2023 | Евгений Антонович Минин
